Тема закрыта
Глава РУСАДА: «Сейчас ситуация гораздо хуже той, что может сложиться, если даже выявится много «грязных» проб»
Глава РУСАДА: «Сейчас ситуация гораздо хуже той, что может сложиться, если даже выявится много «грязных» проб»
Предновогодние недели выдались крайне сложными для российского спорта. Так сложилось, что комиссия экспертов ВАДА, которым обещали полный доступ в московскую антидопинговую лабораторию, уехала из России практически ни с чем. Это может повлечь за собой невероятно тяжелые последствия для нашего спорта: невозможность выступления на международных соревнованиях за рубежом и проведения крупных турниров в России.
Сергей Лисин с matchtv.ru задал важнейшие вопросы генеральному директору РУСАДА Юрию Ганусу.
— Получение осенью статуса соответствия — свидетельство доверия к прогрессу РУСАДА?
— Еще 27 марта этого года я получил письмо из управления ВАДА о том, что агентство полностью соответствует антидопинговом кодексу и всем стандартам. Оставались только два пункта дорожной карты, которые выходили за пределы нашей компетенции. Сейчас РУСАДА улучшает переговорные условия Российской Федерации. Если бы мы не полностью соответствовали кодексу, то эти условия были бы совершенно другими. Доверие ВАДА выразилось и в том, что оно еще до восстановления статуса РУСАДА в официальном письме подтвердило, что готово передать нам обработку результатов проверки проб, хранящихся в московской лаборатории. Обычно этого не делают, потому что может возникнуть конфликт интересов — лаборатория и агентство находятся в одной юрисдикции.
— Проблемы с доступом экспертов ВАДА в московскую лабораторию и выгрузкой базы данных — реальная угроза российскому спорту?
— Мы используем все возможности, чтобы продавить ситуацию, чтобы до 31 декабря была обеспечена передача базы данных московской лаборатории, которая и так, по моему мнению, уже имеется у ВАДА. Просто сейчас это нужно сделать технически. Признаться, я не понимаю тупика, в котором мы оказались. Требования, связанные с сертификацией оборудования, какой-то треш. Надо искать возможности, а не трудности и препятствия. Без пафоса могу сказать, что мы висим на волоске, причем мы — это не РУСАДА, а спортсмены. Когда мы получили статус соответствия, я считал, что это не только наша победа, но и победа российских спортсменов. А теперь главный удар, в случае лишения нас статуса соответствия, окажется нанесен по спортсменам.
Понятно, у чиновников всегда будут игры и интересы, поэтому мы стараемся держаться от них в стороне. Возможно, кому-то с высоты поле и горизонт проблем видится шире, иначе. Но в текущей обстановке, имея обратную связь от ВАДА, я понимаю, что ситуация критическая. Если мы потеряем статус соответствия, то прекратим тестировать спортсменов.
Сегодня я разговаривал с представителями московской лаборатории и обратил их внимание, что крайне важно сейчас принимать активное участие в исправлении положения. Объяснил, что они сами должны быть максимально заинтересованны в открытии лаборатории, поскольку никого не волнует, что «старая» лаборатория была в подчинении минспорта, а «новая» подчинена МГУ. Не получится остаться в стороне, дождаться, что перевернут страницу и запустят новую лабораторию. «Московская лаборатория» — определение, которое всегда будет связано в том числе и с той, старой. И чем быстрее решатся проблемы, связанные с наследием старой лаборатории, тем быстрее новая сможет начать подготовку к аккредитации.
Это уже поняли во всероссийских федерациях по видам спорта, все осознают, что мы подходим к краю пропасти. Если сейчас все остановится, то это коснется всех спортсменов, всех федераций, вне зависимости от того, кто стал причиной, где был допинг, а где не было никогда. И выход из этого кризиса будет очень тяжелым.
— Есть понимание, что ВАДА в случае непредоставления доступа будет действовать максимально жестко?
— Да. ВАДА из-за восстановления РУСАДА попало под давление, подверглось критике. Парадокс: один из самых ярых противников нашего восстановления — глава американского антидопингового агенства Тревис Тейгарт. Но при этом они заказывают нам проверки своих бойцов, которые приезжают выступать в Россию. Мы уже выполнили порядка 50 таких заказов.
Нужно осознать, что на Западе у ВАДА и прочих структур нет понимания разделения зон влияния внутри России. Когда были выдвинуты требования по доступу к лаборатории, я объяснил, что они обращаются к Колобкову и минспорту, а лаборатория находится под ограничительными мерами в рамках действующего УПК по заведенным Следственным комитетом уголовным делам. И доступ в лабораторию уже не в полномочиях минспорта. Но со стороны ВАДА есть общая, объединительная позиция — по отношению к государству Российская Федерация. И государство должно предоставить беспрепятственный доступ в лабораторию. А как это будет организовано внутри государства — уже наши проблемы. И если кто-то в России думает, что оказывается в стороне, что он просто наблюдатель, то это не так. Есть обязательство государства — оно должно быть выполнено в полном объеме. Разводы на тему того, что кто-то что-то не сделал и поэтому другие тоже не могут, не сработают.
Я в попытке решить вопрос предлагал формат, когда из московской лаборатории берутся пробы и фельдъегерьской службой, в сопровождении представителя Следственного комитета и специалиста-химика, вывозятся за границу, в аккредитованную лабораторию. Там из пробы берется часть на анализ, а проба возвращается обратно в Россию. Все это с видео- и фотофиксацией, при полном контроле.
Нужно искать варианты выхода из ситуации, иначе будет подорвано доверие со стороны всех. Пересидеть, переждать не получится.
— Нас просто не станут больше слушать?
— Когда ты работаешь, окруженный союзниками, то должен беспокоиться о своих союзниках. Мы могли получить статус соответствия РУСАДА еще весной, когда в исполкоме ВАДА сложился паритет по нашему вопросу. Но из-за того что Россия не сделала ни шага по вопросу доступа в лабораторию, чаша весов голосования склонилась не в нашу пользу. А те члены исполкома, которые все-таки нас поддержали, были преданы анафеме. Ближе к осени ситуация изменилась — за нас вписались МОК и ВАДА. А теперь задумайтесь о том, что в следующем году выборы президента ВАДА и наша российская карта там обязательно будет разыграна. Смотрите: Россия получила статус соответствия еще до полного выполнения всех обязательств. ВАДА уже от этого страдает, руководство организации находится под ударом. И если сейчас мы подведем, то 1 января критика будет жесточайшей, и нам никто никогда больше не поверит. В США уже говорят, что доверять России было глупостью. А дальнейший водоворот событий, в случае нашего бездействия, окажется таким, что к управлению ВАДА точно придут не добрые дяди.
— Ну, у России же есть некое неприятие санкций со стороны Запада, своеобразная бравада, не замечали?
— Санкции будут всегда, и не только по отношению к России. Они инструмент политической и экономической деятельности в большом мире. Но то, о чем идет речь, это вопрос ценностей. Если мы выйдем на улицу и спросим десять человек, как они относятся к санкциям Запада по отношению к российскому спорту, ответы будут одни. А если спросим, хотели бы они, чтобы их детей тренеры склоняли к приему допинга, чтобы их дети занимались спортом, где допинг — это норма, — ответы будут совершенно другими. Нам надо понять свои ценности и защищать их.
И пока мы не докажем, что готовы защищать нормальные ценности, не стоит ждать равного отношения. У нас тоже есть вопросы к западным коллегам, к их спортсменам. Но мы же нарушаем конвенцию ЮНЕСКО по борьбе с допингом, всемирный антидопинговый кодекс, и пока у себя не наведем порядок, не стоит искать бельмо в чужом глазу.
— А в какой части мы нарушаем конвенцию ЮНЕСКО?
— В части беспрепятственного доступа к московской лаборатории. Я вообще не скрываю своего осторожного взгляда на будущее этой лаборатории. Для ее полного восстановления, получения аккредитации нужно 5-10 лет. Причем пять — это очень быстро, более реально 7-10. Посмотрите на минскую лабораторию, она современная, там все в порядке, но она не получает аккредитацию. А мы уже три года не даем доступ к пробам московской.
— Вот как раз об этом. Я тут посмотрел требования по восстановлению статуса и заметил, что пункт о доступе к пробам лаборатории был всегда, а вот пункт о доступе к базе данных появился лишь в сентябре, после того как Россия признала доклад Шмида вместо доклада Макларена. Это такой размен или что?
— Нет. Доступ к базе лаборатории подразумевался всегда, просто он был включен в пункт о доступе к пробам. В сентябре это просто расписали более подробно. Первый этап — доступ к базе данных, второй — выборочная проверка проб.
— Какие ожидать последствия, если в результате такой перепроверки будет масса проб со следами допинга?
— Я напрямую спросил главу ВАДА Крейга Риди об этом. Он ответил, что это уже будет вопрос индивидуальной ответственности спортсменов. Но для нас тут важно даже не то, сколько вскроется этих проб, а то, что мы будем с ними делать, насколько эффективно их отработаем, какие меры примем. Сейчас ситуация гораздо хуже той, что может сложиться, если даже выявится много «грязных» проб, потому что мы уже три года не открываем лабораторию, и у наших врагов, критиков, да и у многих вообще возникает логическая цепочка: если Россия не открывает лабораторию, хотя она должна быть в этом заинтересована, чтобы отмести обвинения Родченкова, то, может быть, она хочет что-то скрыть? Мне такой вопрос задавали напрямую.
— Ответьте на него.
— Внешне такого умысла я не вижу. Но вопрос возникает справедливо. Я убежден, что мы сами должны желать разобраться в том, что было. Да, мы, возможно, потеряем что-то в медальном зачете Сочи, но это урок, школа, которую мы проходим. И такую школу прошли многие. Кроме того, не нужно забывать, что открытие доступа к пробам позволит оправдаться тем невиновным спортсменам, которых опорочил Родченков. Затягивание всей этой ситуации приводит не только к потере времени, но и будущего поколения спортсменов. Родители видят, что происходит с нашим спортом, сколько лет россияне не могут полноценно участвовать в тех или иных турнирах. Соответственно, многие пересматривают планы на то, чем будет заниматься ребенок. А если мы самоизолируемся, то я не исключаю исхода перспективных спортсменов за рубеж. Я не понимаю, почему продолжается эта неразбериха с лабораторией. Это точно не в национальных интересах.
